ПСИХОТЕХНОЛОГИИ ТРЕТЬЕГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ    

Традиция и перфективный праксис  


     Тема о перфективных праксисах размещается в контексте предощущаемой ныне антропной цивилизации1 . Некоторые соображения о сем экзотическом предмете мысли, связанные с введенным мною понятием антропологического воображения2 и с проблематизацией темы антроподицеи3 у свящ. Павла Флоренского, изложены в тексте моего доклада на Втором методологическом конгрессе, который был написан отчасти как соломка, подстеленная под моим сегодняшним выступлением.
     Эпиграфом к этому моему выступлению пусть послужат известные слова Пиранделло о кладбище: "Невесело, но зато спокойно".
     Продолжая гуманитарную интервенцию, начатую мною здесь/вчера, я заявляю: мы находимся перед очень требовательным и строгим вызовом, который время предъявляет методологам, а в их лице - методологии. Произошло публичное признание реальности духовной жизни и, тем самым, обозначилась необходимость, - а для кого-то и потребность, - самоопределяться по отношению к этой реальности:
     - методологически, то есть применительно к интеллектуальным ресурсам методологии, к доступным нам ресурсам современной гуманитарной науки и современной культуры;
     - аутентично в отношении поместных, т. е. имеющих место в пространстве России, этнических, культурных и религиозных традиций и контекстов.
     Кстати, нечаянная радость: один из отцов-основателей всего зде творящегося, А. А. Зиновьев, недавно впрямую заговорил о сфере духовности, как о третьем, наряду с государственностью и экономикой, основании национальной идеологии. Он сказал так: "Мы, деятели русской культуры, духовной культуры, должны организовывать и развивать нашу духовную, идейную сферу. Это нам надо сделать самим, и задача номер один - выработать свои средства самосохранения, национального самосохранения. ... Это проблема мировая (далее идет перечисление стран, где, на его взгляд, также стоит эта проблема - О.Г.), но в России она стоит особенно остро". Мне приятно было встретить эти слова, свидетельствующие о личностном росте их автора, поскольку расхожей привычкой стало пинать великого динозавра за мнимые и действительные прегрешения. Он живой человек, он все-таки <в жизни> и не стоит на месте.
     Итак, что значит - самоопределится в той или иной форме? В какой? В гуманитарной науке и гуманитарной методологии налицо целый ряд развитых концептуальных возможностей для индивидуального или цехового самоопределения по отношению к реальностям духовной жизни. Назову те из них, что на мой вкус придают искомому самоопределению столь необходимую ему правдоподобность и действенность (разумеется, этот перечень совсем не обязателен и может быть дополнен или сокращен).
     1) Концепция рефлектированного традиционализма (термин, введенный в научный оборот С. С. Аверинцевым). Она допускает вполне интеллектуально устроенное принятие того факта, что существует огромное разнообразие культурных, духовных и прочих традиций, которые могут быть гуманитарно осознаны, исследованы и описаны. Но также и, - если позволено мне будет так выразиться, - предуготовлены к приятию. Гуманитарное знание понимается при этом как рамочная возможность соотноситься с традициями или в порядке понимания, или же в порядке присмотра на предмет "примеривания одежд".
     2) Приемлющая концептуализация. Скажем, философская антропология о. П. Флоренского, концепция архетипики К. Г. Юнга или концепция смысла как событийности Ж. Делёза - все это варианты приемлющей концептуализации той реальности, которую я именую перед вами как <духовной жизнью>. Приемлемость - качество интенции сознания/воли, выраженной в этих концепциях. Именно поэтому они так сподручны вольноопределяющимся в духовной жизни, хотя могут и не отсылать впрямую к операции самоопределения.
     3) Синергемы, которые в отличие от рамок, предназначены скорее не мысли, а присутствию/пребыванию в бытии (и праксису как экзистенциально-прагматической стороне этого присутствия). Блестящий тому пример - мифопоэтика В. Н. Топорова, с которой можно познакомиться по многочисленным его трудах. Хотя дело не в знакомстве, конечно, а в опыте присутствия/отсутствия, в опыте сути бытия/сбывания.
     4) Эзотеризм (в том числе, оккультного толка), в частности тот его извод, который здесь демонстрирует, если я его правильно понимаю, В. М. Розин. Далее станет ясно почему к этой манере концептуализации я отношусь с изрядной долей подозрения.
     5) Прямая религиозная идентичность, проявляемая в творческом свидетельствовании достоинств веры или в прямом ее провозглашении.
     Что касается двух последних случаев, то в духовном самоопределении корректно, на мой взгляд, проводить строгое и последовательное различение между гуманитарной и исповедальной синергемами. По мне лучше интеллектуальная честность агностика, ставящего себя публично вне каких-либо исповеданий веры, чем самообман бытового и литературного эзотеризма, вечно подмигивающего: мы-то, мол, с вами понимаем, что к чему, но не скажем; будем намекать и отсылать во все концы света, но ответственности на себя ни за что не берем: то ли <иные миры> есть, то ли нет, то ли вы вступаете в контакт с ними, то ли нет. Нагрянет, - будьте готовы; минет вас чаша сия - не обессудьте, знать дыряв ваш сосуд, коли ничего не прилучается.
     Из сказанного следует, на мой взгляд, ряд конвенций, которые могут быть предварительно обозначены, обсуждены и далее, Бог даст, приняты.
     Конвенция первая: принимаю традицию без прозелитизма, без прямого вдалбливания традиционных истин, как это делают наши славные протестантские проповедники на телевидении: с клипами, с притопываниями и присвистами, со спиричуелсами, гвоздь за гвоздем. Слава Богу, у нас лбы медные, нас особо их гвоздями не пробьешь, но установка такая: долбить, пока не продолбишь. Итак, принятие без вдалбливания и лукавого совращения, обмана с самообманом или обкрадывающего сокрытия, то есть без прозелитизма. Свидетельствовать, но не обращать.
     Вторая. Принимаю с публично приемлемой "искренностью на грани откровенности", как говорил А. Левинтов. За публичной сферой у нас есть приватная, а за ней - интимная, но в публичной сфере все-таки потребна известная доля искренности в этом вопросе. Ты, батенька, агностик? Так и скажи об этом, нечего стесняться, ничего дурного в этом нет, никто никого в вопросах веры или приверженностей к чему не обязывает и не может обязать. (Напомню, что слово <агностик> употребляется в подобных контекстах не в смысле философского агностицизма, а в смысле принципиальной постановки себя за пределами какого-либо верования или приверженности).
     Третья. Принимаю обязательства традиции, будучи защищенным предупредительным тезисом Тертулиана "верую, ибо абсурдно". Абсурдов, парадоксов и других логических неприятностей на этом пути может встретится предостаточно.
     Четвертая. Принимаю с непременным упованием, сформулированным Ансельмом Контерберийским, как "верую, чтобы знать". И, продолжу я, - верую, чтобы мыслить и помышлять, а не абы демонстрировать факт своей причастности к чему-то.
     Пятая. Принимаю, помня античное "во что веришь, то и имеешь, тем и станешь". То ли волной и частицей, если ты такой радикальный физик-теоретик, либо мыслящей машиной, если тебе нравится блеск бьюиков и пентиумов, то ли обратной связью, то ли Бог знает чем. Принятие - это выбор направления самопорождения, автопоэзиса. Заявил "я - пишущая машинка", и будешь стрекотать, как ремингтон, и не более того.
     Шестая. Принимаю под знаком евангельских слов "где сокровище ваше, там и сердце ваше". Но не наоборот, как стал думать <субъект> в Новое время. Не я сначала что-то полагаю, и потому оно есть, с чем-то сослагаюсь, и потому могу с ним действовать и им распоряжаться. Напротив, я полагаюсь на <свое сокровище>, привержен разделяемым мною ценностям, и потому помышляю, движим помыслами, и предпринимаю действия.
     Когда-нибудь, когда звезды сойдутся в кайросе, благоприятствующем цеховой судьбе методологов, я, может статься, прочту доклад на тему "психоаналитический портрет методолога и нозология методологической психо- и социопаталогии".
     Пока такой кайрос не наступил, я сейчас буду говорить об увлекающей меня возможности возделывания гуманитарного поля самоопределения, а именно о перфективных праксисах, сиречь о совершенном человеке и образах человеческого совершенствования. Я надеюсь, что после того, как я пробубню свой доклад, вам станет немножечко ясней, что я понимаю под перфективностью.

(Вступление к докладу на III Методологическом конгрессе)   

Прим.:
   (1)  -  Об обстоятельствах обращения к понятию об антропной цивилизации см.: Культуно-антропологическая перспектива // Иное. Хрестоматия нового российского самосознания. М., 1995.
   (2)  -  См. выступление на круглом столе, посвященном академическому проекту <Совершенный человек> (Человек, 1995/6).
   (3)  -  О прямой связи антроподицеи с методологией см.: Флоренский П.А. Вступительное слово пред защитою на степень магистра книги <О духовной истине>, Москва, 1912 г., сказанное 19-го мая 1914 года // Столп и утверждение истины. Т. 1. М.: Мысль, 1990.