PSYMOCT.COM

 «УТОМЛЕННЫЕ СОЛНЦЕМ-2» в ТАРО-граде.

 

Само действие началось... наверное еще в Москве, когда на столбах появились заметки о том, что можно сниматься в фильме Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник».

А может быть еще раньше?

«… а умер в (маленьком) Таганроге».

                                                                           А.С.Пушкин’

 

 

 

Деревянный мол таганрогского порта. На рейде и в порту, будто на кладбище, вяло торчат из темной воды крестообразные мачты парусников из разных концов мира. За полдень. Июньская жара. На молу сидит и удит рыбу странный человек. Впрочем, даже человеком его назвать трудно – поношенные туфли, выцветший сюртук, шляпа «неопределенных направлений». Рыба у него не клюет, да ему это, очевидно, вовсе не нужно. Он просто смотрит в воду на пробегающий блеск воды, и что-то тяжелое, видно, передвигает в своем уме. Настолько тяжелое, что спина его даже прогнулась от такой работы, а под сюртуком сзади отчетливо проступили два холма в месте, где у людей должны быть лопатки. Но два холма эти были уж слишком большие, будто вывернутые врозь лопатки, торчащие прямо у него из спины. А, впрочем, может это были и вовсе не лопатки, но тогда что же?

Таким странным человеком в пору заняться бургомистру этого, но в Таганроге на тот момент[1] было две магистратуры – русская  и греческая, одна для подданных Его Императорского Величества, другая – для бывших греческих переселенцев, съехавших после неудачного восстания со своих греческих островов, и поселенных волею матушки Императрицы сюда, на самый юг империи, в Новую Россию, так что сначала, очевидно, у этого господина следовало бы попросить предъявить паспорт, хотя, судя по его оборванному виду, у паспорта настоящего у него, очевидно, нет. Точно нет, так как на его затасканном сюртуке почему-то не было карманов, а из вещей – рядом с ним стояла какая-то посудина с червями, которые он периодически насаживал на крюк удочки, а так же лежал кусок заплесневелого хлеба, который он бросал в воду для приманки бычка.

Со стороны города прямо по воде к нашему «рыболову» направляется еще один странного вида человек – в пиджачной паре и котелке. На довольно длинном носу господина водружено пенсне, а под мышкой он несет что-то завернутое в простую холстину, но так небрежно, что один из углов уже размотался и просит воды.

Подойдя к нашему рыболову, он приподнял свой котелок и обозначил в своей кривозубой улыбке свой рот, свой восторг по поводу встречи, свое одновременное «фе» тому занятию, которому он предавался, поздоровался с ним по-немецки:

- Guten Tag, mein lieber Freund!

- А, это ты пришел, - с тонкой усмешкой, но главное, недовольно покосился на него своим зеленым глазом тот. – Опять ходишь по воде, пока тебя не застукают, все никак не можешь пройти по молу как все порядочные люди!

Но на это, очевидно, привычное для него бурчание собеседник не обратил ни малейшего внимания. Он добропорядочно уселся рядом с ним, предварительно проведя рукой по задубевшей поверхности дерева, будто сметая с ее поверхности какой-то сор, положил принесенный пакет рядом с червями, затем осмотрелся по сторонам, гордо выпячивая грудь колесом, затем глубоко вздохнул через нос свежего морского воздуха, пахнущего в этот полдневный час какой-то пережарившейся травой или тиной, и блаженно выпустил его через рот в направлении Черепашьего острова. Однако блики на воде заставили его сначала нахмуриться, а затем и вовсе снять чуть промокшее пенсне со своего длинного носа. Он полез во внутренний карман пиджака, достал их него чуть примятый платок, и начал чуть покачивая головой, тщательно устранять выявленные недостатки.

Все это время крепыш в шляпе иронично смотрел на него, но, наконец, и он не выдержал паузу молчания, и чуть раздраженно заговорил:

- Ну, давай, давай, не тяни жилы! Карлыч, ладно,  больше я не обращаю внимание на твое страстное желание быть равным самому Ему, только сейчас давай, говори о главном.

- А что – главное? – вдруг на чистом русском языке заговорил Карлыч, все еще чуть обиженно протирая пространство своих стекол, затем тщательно и с достоинством водружая их на свой нос, и снова, но уже гораздо более уверенно от своей маленькой победы над «рыбаком», оглядываясь кругом. – Объект движется в коляске или верхом по дороге №6 прямо по направлению на этот захолустный городишко. Не знаю даже, mein lieber Freund, затем Вы выбрали именно его, по всей видимости, здесь нет ни приятных женщин, ни хорошего вина.

-  Адольф Карлович, а ты вот взгляни на ту церковь, - не оборачиваясь, рыбак показывает своим большим пальцем через плечо на цветущий в зелени город, где за невысоким бастионом цитадели действительно торчат указательным пальцем прямо в небо православной церкви. На столь фамильярное приглашение Карлыч все-таки оборачивается спиной, отчего и у него под мягкой материей пиджака тоже проступают какие-то бугры, внимательно смотрит на продукт провинциального творчества, удивленно кривит свои желчные губы, и еще более сильно предубежденный против этого пыльного городка, смотрит на рыбака.

- Я понимаю, это не Кельнский собор и даже не собор Петра и Павла в Санкт-Петербурге, но, на самом-то деле, его золотая игла впервые показалась именно здесь, той самой ночью лета одна тысяча шестьсот девяносто шестого года, когда молодой московский царь Петр Алексеевич впервые сел в шлюп-бот и попал на просторы настоящего моря!

- Муж императрицы Екатерины Второй Император Петр Второй Великий?

- Нет, мой милый друг, Первый. Муж Екатерины Второй был злодейски задавлен ее любовником графом Орловым, о чем Вы собственноручно докладывали наверх.

Оба задумались, перебирая в уме события столь милой давности, но из этого блаженного состояния хорошо получившегося дела, их вывел тривиальный поплавок. Он сначала забегал по воде, затем остановился, дернулся, нырнул, затем вновь появился, чтобы затем уже утонуть окончательно. «Тяни!» - зашипел Карлыч будто больной старик, - «Тяни…». Он подался всем телом вперед так резко, что рукой, неожиданно  для себя, задел посудину с червями, та тут же «упала за борт», один раз булькнув на прощание в зеленой темноте вод, Рыбак дернул изо всех сил, струна натянулась, зазвенела, а затем, издав душераздирающий звон, лопнула, так что он чуть было не перевернулся через голову. На месте блесны теперь качался оборванный кусок, а из темной мути моря вылезла какая-то начальная рыбья харя, подмигнувшая им одним своим старым глазом, а затем плеснувшая на них хвостом.

- У, щучье рыло! – рыбак злобно выругался на каком-то непонятном языке, погрозив ей вслед увесистым кулаком. – Смотри у меня, следующий раз у тебя не уйдешь! Тоже мне, - набросился он уже на своего товарища по труду. – Ты чего червей ей скормил, чем я теперь ловить рыбу буду?!

- А это? – Альфонс Карлович растерянно указал на принесенный с собой пакет.

- Что это?

- Что Вы просили, mein Herz!

- Я что, у тебя просил твое сердце? – рыбак все еще раздосадованный на наудачу с блесной, где он явно не выглядел в выгодном свете, начал торопливо разматывать холст, наконец, дернул рукой, высвобождая из него человеческую голову с заметным запахом разложения и белыми кишащими в ней червями-опарышами. Он удовлетворенно осмотрел голову со всех сторон, и только тогда задал свой вопрос:

- С еврейского кладбища взял?

- А как же, как Вы просили!

- Смотри у меня, нам чужого не надо, у нас свое есть! – он положил ее на мол. Затем залез одним пальцем в глазницу, доставая из нее извивающихся червей, и уже удовлетворенно, насаживая их на новый крючок. – Вот так, вот так. – Приговаривал он, лаская их, и чуть причмокивая губами от удовольствия. – Рыбка любит опарыша, свежего, только что подкинутого, не то что эти дождевые черви!

Он намотал новую блесну на удилище, размахнулся, забросил ее подальше от мола, затем снова сел, свесив ноги вниз, один раз, напоследок, правда, по своей прошлой блесне тяжело вздохнув.

- Итак, наш клиент вот-вот должен прибыть. Помещение готово?

- Есть.

- Бал начинает ровно в полночь.

- Javoll!

- Ну, и прекрасно. – уже расслабленно заговорил рыбак. – Обратно пойдешь не по воде, а посуху. Не гляди так на меня. Мне не нужно лишних разговоров о том, что в городе появился свежий бог, который бесплатно разгуливает по воде. Мне здесь не для цирка, ты понял меня?

- Ja. – грустно промолвил тот.

- А сорвешь представление, заплатишь уже не этой головой. – Он презрительно кивнул на лежащую рядом с ним голову, из которой понемногу выпадали на мол маленькие черви. – А головой раскаявшегося святого. Ты понял меня? Сегодня вечером ставки слишком велики, чтобы можно было позволить себя всякий сумасброд. Все должно быть предельно четко и последовательно – он получает деньги, кинжал, находит царя, убивает царя, и дальше – по сценарию. Маргарита нашлась?

- Еще нет. Королевской крови в этих краях почти что нету. Есть одна, но в Кишиневе.

- Достать, привести. Наш черный петушок должен получить свою белую курочку.

- Там одна заминка.

- Какая?

- Она еврейка.

- Вот как?

- Из колена Давида…

- Вот как??

- Не рожала… Но скоро, судя по всему, родит.

- Нет слов. – Рыбак от волнения даже встает. Господин в пенсне тревожно смотрит на него. Его явно тревожит этот момент, но он старается скрыть это от него. Но тот все вокруг замечает – молчащий поплавок, изрядно струсившего другаря. – Дрейфишь, майн френд? Ничего, это дело так устроено не спроста…

- И я так решил. Здесь он, там она. Личная их встреча состоится через год, но слишком все сходится.

- Все сходится. Все сходится… Или нет! – От возбуждения рыбак перешагивает через голову и идет по молу. Он что-то вертит у себя в руках, он смотрит – это кусок червя, оставшийся вместе с куском чего-то еще. Он брезгливо наклоняется, достает пальцами до воды, тщательно моет свои толстые пальцы, затем брезгливо нюхает их снова, и идет к «песне».

- Я видел у тебя платок, будь так любезен, дай его мне! – «пенсне» недовольно лезет во внутренний карман, но, все-таки, достает свой платок. – Да не мелочись ты, Карлыч! Видишь, совсем другой оборот у нас начинает проклевываться здесь.

- Где здесь? – Карлыч смотрит на качающийся поплавок, но рыбак не дает себя обмануть.

- Не надо, не надо, Альфонс Карлыч, строить из себя идиота. Наши компетентные органы всегда легко вам помогут в этом. Тогда, я так понимаю, это мигнувшая нам только что щука была не просто так, а… - Он глубокомысленно замолчал, но что изрядно струсивший «Карлыч» тревожно посмотрел преданно в глаза. – В здешнем мире щука является одним из символом. Правда, уже не помню, каким (?). – Он остановился, все еще держа у себя «карсбатский» платок, и даже машинально накручивая на нем узел. – Щука, щука, щука. – Членораздельно произнес он, наматывая уже платок на свой указательный палец.

- Если позволите, если Вам не нужно, то я бы желал получить свой платок обратно,

- Ах, да! Ваш платок! Прекрасно, прекрасно. – Рыбак снова зашагал по молу, по пути небрежно бросив платок метнувшемуся «пигмею». – Вы мне поможете, мой друг?

- В чем? – все еще трусливо промолвил тот, разглаживая свой изрядно смятый платок на колене у себя.

- Мне нужно срочно смотаться в Кишинев, пока наш друг еще не появился в славном городе Троицке, ах да, вы даже не знаете, что город-то этот первоначально назывался «Троицком», но это простительно для обитателя европейской, по преимуществу, метакультуры. И совершить там некоторый аншлюс с нашей предполагаемой Маргаритой. Ух ты, как захватывает дух. Наш маленький праздник обещает иметь самые непредсказуемые последствия, от одних перспектив которых я даже готов простить нашему магометанскому другу его маленькое пари. Здесь пахнет такой метаисторией, что я готов сейчас сам бежать по воде до самого Кишинева, только бы опередить этих господ!

- А Вы уверенны, что сможете их опередить? 

- Мой юный викинг, ставки в этой игре поднимаются на порядок, да что я говорю, на порядок порядков (!!). Тот, кто затеял эту историю, явно готовит большую воскресную игру, в которой мы может получить свой маленький куш, а там глядишь, если мы все правильно успеем, мы можем поторговаться за себя. И наша цена не будет чрезмерной!

От возбуждения бывший рыбак чуть было не пропустил момент нового клева, но близкорасположенный «агент Карлыч» успел подхватить ускользающую было удочку, и с победным видом достал из воды извивающуюся «плотву».

- Я поздравляю Вас, Адольф Карлыч с этой выловленной маленькой душой. Как сказано было когда-то одним нашим общим знакомым: «Идите за мной, и я вас сделаю ловцами иного, т.е. иных рыб, которые уже плавают не в воде, а в далеком Море-Окаяне, в которое сейчас мы и отправляется!».

- А я?! – Альфонсу Карловичу явно не нравилась эта быстросозревшая затея, в конце которой ему явно не светило ничего, кроме новых неприятностей, но он был хорошо, очень хорошо должен своему семитическому другу, поэтому вынужден был «без понтов» подчиняться ему во всем. Тяжело быть проигранным, еще тяжелее, когда прекрасно знаешь, что времени нет, что все события – это одно большое целое, просто поворачивающееся к нам то одним, то другим своим концом.

Он еще раз тяжело вздохнул, внутренне приписав свою слабость излишней торопливости друга, но тот уже был явно на взводе. Куда делась его помятая шляпа? Где его процветший во многих местах сюртук? Перед Альфонсом Карловичем стоял воин, борец, сияющий своими невидимыми доспехами! И пусть кто-то скажет, что дело тут – все те же деньги, он просто ничего не поймет! Он глуп. Какие деньги! Какие деньги – когда перед вами открывается горизонт тысячелетий! Где те деньги, которыми можно строить миры на века? Кто пробовал даже за миллион долларов найти себя, не говоря уже о целом мире? Мир чаще всего бредит собой, выдает себя не зато, что есть на самом деле. И только однажды он может сказать: «Время пришло! Я готов увидеть себя таким, как я есть!»

О, это загадочное время! Вокруг тебя бродят толпы желающих просмотреть свое, но время безучастно – оно приходит только в тот момент, когда уже ничто, казалось, не предвещает похожего. Похожего на себя. И в этот момент можно просто стать между человеком, нацией, - даже целым миром! - и Зеркалом. И попросить – за подвинуться! – немного укоротить себя. Этот краткий мир Открытого Зеркала западает в народную душу на века. Одни – глупые! - называют его Смутой, бояться его, стремятся тут же побыстрее уйти от него. Другим же – все его мало, они чувствуют себя как рыбы в воде в нем. Но те и другие – плохие игроки. Зеркало повернулось – одна игра. Зеркало снова стало ровней – и мир изменился, святоши бегают по углам, чертей гонят. А сами не ведают, что просто гонят их перед собой!

Иудейский бес торжествующе поднял руки, будто раздвигая какой-то занавес, напоследок кивнул «другарю», посоветовал ему поймать еще одну золотую рыбку или, по крайне мере, осетра. Тот тревожно вослед блеснул своим песне, а затем, тяжело вздохнув, уставился на зеленоватую воду.

«Рыбак» исчез.

Это текст 2000 года под названием «Эрмитаж вечных времен».

И вот теперь появился некий новый текст.

«Уважаемый Никита Сергеевич!

Очень рад, что именно Вы снимаете фильм о Великой Отечественной Войне, так как очень трудно показать не отдельные, пусть и героические эпизоды священной войны, но именно сам парадокс превращения простых людей, даже одетых в военную униформу, в священное воинство, неразрывно связанное не только с текущими событиями, но и подвигами предков. «Дмитрия Донского, Александра Невского», и, добавим от себя, Андрея Боголюбского, учредившего на Руси невиданного до той поры праздник Покрова Богородицы.

Эпизоды, снимаемые в нашем городе, - гибель баржи с раненными и детьми, и катера с партархивом,     - как раз и позволяют увидеть как ветхие люди (и ветхие скрижали!) тонут в воде, но вместе с тем НАД  НИМИ вдруг (как в «Утомленные солнцем-1» над спорящими новыми и старыми дворянскими родами поднимается образ Вождя Народа и Судии) возникает образ Священного Воинства, выходящего из глубин спрятанного до поры до времени Китеж-града.

Их предводитель, чем-то похожий на отца Нади, главной героини фильма, выброшенной волнами на прибрежную косу, и поэтому она, только открыв глаза, первое, что видит — Отца, Его, Спасителя,  и тянет к нему руки: «Отец! Отец!! Ты вернулся!!!».

Тем более, что на Балтике (и в Азовском море!) есть песчаные косы, далеко уходящие в море, так что обходной маневр с засылкой конной группы в тыл наступающего врага мог быть вполне реальным фактом военной истории. А конники в выцветших, почти белых буденновках вполне могли быть приняты за сияющих шлемоносцев.

Был рад знакомству с великим художником, пожавшем мне руку.
                                                                                                                            
С уважением, Пушкин-Грилленкопф (project)

07.09.08».

 

Текст так себе, пришлось для его написания одеть на себя униформу НКВД, да еще с орденом Трудового Красного Знамени, т.е. сыграть довольно изрядного подлеца. И обидеть милую, нежную и такую ранимую Машу Шукшину, запомнившуюся по последней рекламе чистящего средства (читай, «Мелка судьбы»).

Вот такая текстура, мать её!!

ПОСТЦХИНВАЛЬЁ!!!

А тут еще один автор с нами в резонанс:

«Ну, так вот. В трагедии Эсхила "Прикованный Прометей" фигурируют два символических персонажа, ведущих Прометея к скале. Эти персонажи — Сила и Власть. Подчеркиваю, их два, и они отличны друг от друга. Власть имеет онтологически другую природу, нежели Сила. Власти-то в современном мире и нет! Потому что — и это давно показано (сошлюсь хотя бы на наиболее известного Кожева) — власть может быть сакральной, по сути теократической (власть Отца), нормативной (власть Судьи), проектной (власть Вождя) и экзистенциальной (власть Господина над рабом по Гегелю). Можно приводить другие классификации — ничто от этого не изменится.


     Теократическая власть предполагает а) накаленную религиозность всего населения и б) вытекающий из этой накаленной религиозности конфликт цивилизаций ("фул абзац" в приведенной выше лингвистике).
     Власть Судьи предполагает императив права. Настоящего права, не ориентированного на одностороннюю выгоду, а имеющего абсолютное значение. Эта власть преступно растоптана Клинтоном в Югославии и добита Бушем за счет признания Косова. Ее нет. Миром правит не право (жесткое или мягкое), миром правит беспредел. Кто силен — тот и прав. Но это уже не власть, это сила.
     Власть проекта (и Вождя) предполагает наличие проекта»

(С.Кургинян, «Медведев и развитие-24»).

Вот так.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Пушкин-Грилленкопф Ю.А.

WWW.PSYMOCT.COM

 

 



[1]    1820 год.